http://www.rapidshare.ru/1625273

Добавлено (11-09-2010, 14:12)
---------------------------------------------

«Я испытаю тебя, первейший среди фаворитов. Одной рукой занесу я меч над твоей отчизной, другой же протяну невиданную подачку, щедрейший дар, о котором ты и помыслить не мог в самых смелых грезах. Будь уверен, я предложу воистину великую цену за крушение Эллады, ибо твои мечты, надежды и сокровенные желания я читаю словно открытую книгу. Я сумею смутить тебя, очаровать – и купить с потрохами вновь, как купил столетия назад. Когда же ты возьмешь свои тридцать серебренников, мне останется лишь наблюдать с понимающей полуулыбкой за твоим падением, куда более сокрушительным, чем прежнее, ибо тогда на кону стояла участь одной-единственной души, ныне же – судьба целого народа…»

… Понесенная кара не избавляет стража от необходимости пройти принудительный курс лечения от пагубной страсти. Тлеющий огонек любви надлежит загасить всеми мыслимыми и немыслимыми способами
Если страж не поддается лечению – его уничтожают.
Книга Мрака

Глава 1. «В деревне парень был рожден»
Древняя Греция. Золотой Век.

В деревне парень был рожден,
Но день, когда родился он,
В календари не занесен.
Кому был нужен Робин?

Был он резвый паренек,
Резвый Робин, шустрый Робин,
Беспокойный паренек -
Резвый, шустрый Робин!
Р. Бернс «Робин»

Они принялись скакать вокруг него, выкрикивая: «Изменник!», «Мыслепреступник!» — и девочка подражала каждому движению мальчика. Это немного пугало, как возня тигрят, которые скоро вырастут в людоедов. В глазах у мальчика была расчетливая жестокость, явное желание ударить или пнуть Уинстона, и он знал, что скоро это будет ему по силам, осталось только чуть-чуть подрасти.
Дж. Оруэлл. «1984»

I
Третью неделю в семье Первых Небожителей Олимпа гремел нешуточный скандал. Летали и с грохотом разбивались амфоры, дробилась в мелкие щепы деревянная мебель, мраморной пылью оседали величественные статуи. На земле же третью неделю, не переставая, яростно лил дождь. Погибли все посевы, вслед за ними готовилась к гибели и древнегреческая цивилизация. Вода прибывала с невиданной быстротой; к концу второй недели оказались затоплены все дома в низине и жители бежали на спасительные горы. К концу третьей недели смертоносная вода подобралась и туда; кто посуевернее – молился, кто поумнее – строил в спешном порядке многоместные ковчеги.
Наконец, Первое Лицо и Первая Леди выдохлись и решили объявить временное перемирие. Сели рядышком на обломки пиршественного стола, задумались.
- Значит, нет? – решила в последний раз уточнить Гера.
- Нет! – тяжело дыша, согласился Зевс.
- Ведь не много прошу, - заскулила любимая жена. - Не особняк на Гавайях и не Ламборджино-Дьябло. Всего-навсего, сто семьдесят восьмую по счету норковую шубу.
- С радостью бы, но не могу, - развел Зевс руками и добавил нынче модное словечко: Кризис!
- Какой кризис, жлоб? – взвилась Гера. – Мы – боги, у нас кризиса не может быть по определению!
- На земле быть может, а у нас нет? - непритворно удивился Зевс. - Непорядок! – подумал, какие бы аргументы еще выдвинуть, ничего не придумал и повторил веско: - Все равно нет! У нас ВВП в минусе, а ты толкаешь государство на такие непредвиденные расходы! Ты бы, Гера, того… Игрушку бы себе подешевле нашла, что ли…
- Подешевле игрушку? – прошипела раздражённая Гера. Она-то знала, куда весь годовой ВВП Олимпа ушел. На покупку алмазного колье некой Леде: очередной пассии Зевса.– Ну что же, коша… дорогой супруг, ловлю тебя на слове
Промолвив так, Первая Леди Олимпа поднялась гордо, накрасила губки и упорхнула, а куда – отчитаться не соизволила. Зевс вздохнул и принялся наводить в доме порядок. Попутно он размышлял философски: стоит ли женщина, даже самая распрекрасная, семи тысяч сто двадцати погибших нервных клеток и ста двадцати тысяч вырванных волос?
…Через девять законных месяцев Гера гордо продемонстрировала Зевсу пищащий свёрток.
- Откуда???? - икнул Громовержец.
- Цветочек понюхала – и родился, - пожала плечами Гера, в удивлении смотря на Повелителя Олимпа. Надо же, такой большой, а не знает, откуда дети берутся.
- А… отец кто? – робко вякнул Зевс.
- Ты! - прошипела Гера и мстительно сунула под нос обалдевшему супругу свидетельство о рождении. В рубрике «мать» стояло: «Гера, самая могущественная из богинь Олимпа, покровительница брака». В рубрике «отец» - «Зевс-Громовержец, повелитель Олимпа»
- ЭЭЭЭ, а может на ДНК проверить? - заикнулся Зевс.
Гера молча поднесла к носу мужа кулак. Громовержец вздохнул и покорился. Про тяжелую руку его дорогой супружницы был наслышан весь Олимп…
- Как зовут-то? – обречённо поинтересовался счастливый отец.
- Арес, - счастливо ответила богиня, целуя младенца в красный лобик. – Арешик мой, Арешечка…

II
Когда мальчонка произнес первое слово, настала пора назначать его на должность какого-нибудь бога. Громовержец бы предпочёл отдать в ведение пацана что помельче – мокриц там или сусликов. Но, к вящему неудовольствию Владыки Олимпа, существовал обряд, во время которого и определялось истинное предназначение нового обитателя греческого пантеона.
Перед парнем разложили кучу малу разнообразных предметов и предложили выбрать, что душе угодно. Пацаненок, недолго думая, рванулся к покоящемуся на другом конце стола мечу.
- Быть тебе богом войны! – скрепя сердце признал Зевс и под нескончаемые аплодисменты зрителей-богов, надел на голову сына лавровый венец. Меча он, кстати, у отпрыска не забрал… О чём уже не преминул пожалеть пару секунд спустя.
К процедуре посвящения его в боги Арес отнёсся совершенно равнодушно. А вот меч его заинтересовал, да и ещё как. Пару раз ребёнок деловито подкинул на ладони новую игрушку, примерился – и рубанул со всего размаха… Зевс, на своё счастье, успел отскочить в сторону, иначе не миновать бы ему печальной участи деда Урана. Схватив за шкирку ретивого вояку, Громовержец поднял его на два метра от пола и пару раз от души приложил отцову длань к пятой точке. Шкет косо посмотрел на родителя, сжал маленький кулачок и непочтительно врезал дорогому папашке в нос. Зевс аж застыл от удивления. Шмакодявка, воспользовавшись замешательством родителя, тут же дал дёру.

III
…Настоящая головная боль началась у Зевса тогда, когда сыночек вступил в подростковый возраст. Суровый папаня и прежде-то авторитетом для нелюбимого сынули не являлся. Нынче же в иерархии ценностей, выстроенной строптивым Аресом, скромная персона Зевса притулилась аккурат между инфузорией туфелькой и амёбой обыкновенной. Олимпийский Макаренко вздумал было выбивать дурь из молодого бога войны средствами, апробированными веками, как-то: кнутом, ремнем и пр. – но добился абсолютно противоположного результата. В благодарность за науку сынуля то и дело подменял амброзию в папкиной тарелке мейсеновского фарфора обыкновенным зубным порошком; свинчивал болты в колеснице и засовывал скорпионов в парадные хитоны. А однажды обнаглел до такой степени, что проник заполночь в спальню некоей Данаи. Зевс там проблемы истинно государственного масштаба решал: помогал Греции из демографической ямы выкарабкиваться. Арес на старания радетеля посмотрел скептически, подошел поближе да прямо над ухом трудяги и сказал «Пуф!» Зевс в какой позе находился – так и окаменел. А придя дня через два в себя, так выдрал шутника, что тот несколько месяцев подряд спать мог только стоя. И то исключительно на правой ноге – на всех прочих частях тела живого места не осталось. А как оклемался – вещички нехитрые собрал, меч на пояс повесил да и смысля из дому - счастья искать.
Лет пятьсот на Олимпе о разобиженном проказнике не было ни слуху, ни духу: шустряга-Арес, предоставленный самому себе, буйствовал на земле. Греческая цивилизация находилась в ту пору на благоприятнейшей для любого бога войны ступени развития, когда все споры, даже о принадлежности бесхозной курицы, решались исключительно мечом. Дня не проходило без того, чтобы деревня не напала на деревню, сосед не поднял руку на соседа, а правитель не пошел войной на венценосного собрата.
И в этой атмосфере постоянных битв молодой Арес плавился вальяжно, как саламандра в огне. Наделенный божественной силой, он мог бы ограничиться дарованием победы стороне, которая приглянулась ему больше … или принесла жертвы побогаче. Но Арес не был бы достоин называться богом войны, удовольствуйся он ролью простого наблюдателя.
Незримо следя за воюющими, он наметанным глазом выискивал бойцов поумелее и набивался к ним в ученики. Иные видели в Аресе только земную ипостась - мальчишку лет двенадцати - и гнали в шею. Арес пожимал плечами и уходил навсегда - и уже в следующей сече удача отворачивалась от недальновидных вояк. Иные считали за честь передать опыт владения клинком - и в пацаненке, охочем до знаний, они находили воистину благодарного ученика. Те из наставников, кто поумнее, безусловно замечал, что прошедшие в муштре годы не оставляют на лице мальчонки ни малейшего следа - и смутно догадывались, КОМУ удостоились чести передать накопленный военный опыт...
Мальчишка рос и совершенствовался день ото дня, хотя военное умение его носило несколько однобокий характер. Стратегию Арес презирал напрочь, при слове "тактика" пренебрежительно поджимал губы. Во главу угла малолетний вояка ставил искусство владения оружием. С мечом, доставшимся ему при Выборе, он не расставался ни на минуту и даже спал, обняв его, как прочие дети обнимают, посапывая, плюшевого мишку.
Арес прошел не одну сотню боев, и каждый раз сторона, на которой он сражался, осушала пряное вино победы. Но лишь один бой врезался в память Аресу; бой, ставший воистину роковым для молодого бойца…

IV
В те смутные времена Греция стала объектом пристального влияния со стороны соседа – достигшего пика зрелости, но по-молодецки яростного и неистового Египта. Войска великих фараонов свирепой волной захлестнули земли, граничащие с государством величественных пирамид, и все ближе и ближе подбирались к стране Великого Слепца.
Зевс об экспансии знал, но предпочитал не вмешиваться в земные разборки. Небожителям он объяснял спокойно:
- Вот вмешаюсь сейчас я, дорогой брат Амон обидится и на свою золотую колесницу сядет... Это что ж, не война народов, а война богов приключится?! А так - ну пошурудят египтяне на наших границах. Ну отхватят кусочек, что пожирнее. Так ведь Амоша мне клятву дал, что египетский сандаль только половину Греции истопчет. А вторая половинка в целости и сохранности останется - чтобы было, значит, кому в нас верить.
Боги губки покусывали, кивали согласно, но с шефом всея Олимпа спорить не решались. И про полновесные золотые монетки, недавно переданные ему "дорогим братом Амоном" тоже напомнить не осмеливались.
Закрыл меркантильный Зевс глаза и на то, что впереди египетского войска, на огромном слоне ехал громадный человек. Рост он имел за два метра; весом превышал полторы сотни килограмм. При всем при том, на теле его самый яростный приверженец диеты не обнаружил бы ни капли жира. Человек весь состоял из мускулов, да таких, что любой бодибилдингист удавился бы при виде их от зависти. То был Аменхеп - незаконнорожденный сын великого Амона и смертной женщины. Слава о нем, как о непревзойденном бойце гремела далеко за пределами Египта; умением его египетские военачальники весьма искусно пользовались. На подходе к каждому неприятельскому городу они предлагали местным жителям выставить поединщика. Одолеет тот египетского воина - дети Великого Нила уберутся восвояси. Победит египтянин - горожане откроют ворота. Стоит ли говорить, что в роли поединщика всегда выступал всегда Аменхеп - и стоит ли удивляться, что все города на пути ревнителей Амона сдавались без боя?
Так пали пять греческих цитаделей; в шестой же произошло небывалое. Греки выставили диковинного бойца: мальчонку, не достающего и до пояса свирепому Аменхепу.
Египтяне ржали битый час и все никак не могли остановиться. А мальчонка стоял бестрепетно, сжимая в руках меч, прислонившись к стволу одинокой маслины; в тот год Грецию терзала засуха - и дерево погибло. Сухие листья опали, обнажив чернеющие, умирающие ветки. Только один листик - маленький, нервный, дерзкий, зеленым пятном сигнализировал: живы. Но и он трепетал под ударами сурового ветра, тщась уцепиться за родную мать – и не в силах противиться судьбе.
- Беги отсюда, малец! - отсмеявшись, проревел Аменхеп. - Беги отсюда - и проживи полной жизнью еще с десяток лет. Тогда и приходи. Авось, выстоишь против меня пару минут.
- Это ты беги отсюда, жадный радетель до чужих земель, - смело отозвался мальчишка. - Беги - и тогда, быть может, останешься жив. Иначе твоя надменная голова скатится с плеч прежде, чем этот лист, - и пацаненок небрежным кивком головы указал вверх, - упадет на землю.
Тут-то Аменхепу стало не до смеха. Он покраснел, да так, что, казалось, из ушей его вот-вот вырвется пар. Покраснел - и взревел оскорбленно:
- Кому ты грозишь, сопляк? Да я старше тебя на несколько тысяч лет!
- Ты умрешь прежде, чем этот лист упадет на землю, - холодно повторил пацан. Глаза его - прищуренные, волчьи - с сонной небрежностью взирали на противника-великана. В них не сквозило ни капли интереса, только усталое равнодушие. С подобным выражением маститый энтомолог рассматривает в микроскоп бабочку-капустницу - уже сотую по счету бабочку-капустницу в его воистину великолепнейшей коллекции.
Аменхеп нанес первый удар в тот самый миг, когда яростный сирокко сорвал с дерева одинокий лист и закружил его в смертельном вихре. Жители города жадно, надеясь, следили за полетом зеленого пятна. Одно взвихрение... Другое... Падение...
Но прежде, чем бедный листик, отброшенная ненужная игрушка жестокого ветра, плавно опустился на камень, Аменхеп издал предсмертный хрип и подрубленным дубом грузно рухнул у ног щуплого мальчишки.
На лице того вновь не отразилось ровным счетом ничего - ни удовлетворения победой, ни усталости от боя. Лишь в глазах мелькнул едва приметный огонек дикого торжества - и погас, сокрытый равнодушным взмахом ресниц.
- Я победил, - ровным голосом сказал мальчишка, тщательно вытирая окровавленный меч плащом. Плащ выглядел потускневшим и изрядно побитым жизнью; то здесь, то там, виднелись на нем высохшие бурые пятна.
- Кто ты такой? - едва нашел в себе силы прошептать побелевшими губами пораженный египетский военачальник.
- При рождении меня нарекли Аресом, - спокойно отозвался мальчуган. - А теперь ступайте прочь, возвращайтесь в свой Египет. Но запомните накрепко: каждого захватчика, вздумавшего вступить на землю моей родной Греции, ждет незавидная участь!
Египтяне с позором удалились. Точнее, не удалились; резво сверкая пятками, кинулись они в неконтролируемое паническое бегство и тем же самым вечером покинули Грецию. За какие-нибудь пять часов довелось им преодолеть территорию, на которую прежде затратили они добрую неделю. А Арес возвратился в город, где и был увенчан лавровым венком и чествуем национальным героем … До той самой поры, пока не был извлечен за ухо прямо из-за пиршественного стола ретивым Гермесом.
- Ужо отец ремень тебе приготовил... - посулился, то ли сочувствуя, то ли грозя, вездесущий посланник богов.
Но в руках у Зевса понурившийся блудный сынишка обнаружил только письмо от дорогого брата Амона. О том, какие выражения содержались в послании солнцеподобного родственничка, Арес мог судить исключительно по пылающим ушам грозного папульки.
- Ты что сделал, гад? - вопил Зевс, тряся посланием от разгневанного брателлы. - Ты что сделал, паскуда? Да как ты мог??? А ну, отдавай сюда меч! И чтобы больше я оружия у тебя в руках не видел! И на землю - ни ногой!
- Но па... па... - прохрипел Арес, уязвленный до глубины своей военизированной души. - Я же мужчина! Чем я буду заниматься?
- Мужчина? - свирепо рявкнул Зевс. - Вот и занимайся сугубо мужским делом! Ты хоть знаешь, откуда дети берутся?
- В капусте находят? - наивно предположил Арес.
Прожженный ловелас сплюнул и сунул под нос сынуле богато иллюстрированную Камасутру. Арес взял, недоумевающе покрутил в руках, открыл, увидел первую же картинку... Покраснел, сглотнул - и яростно погрузился в чтение.

V
Дивная наука Аресу пошла явно впрок. Ареса то и дело видели в компании весело смеющихся дриад или беспечно резвящихся нимф. А однажды Арес за ухо был излечён из кровати первой красавицы Олимпа - Афродиты. И кем извлечён - вернувшимся из командировки мужем! Изумление Олимпа вызывал даже не сам факт адюльтера, ибо верность среди небожителей слыла наиредчайшим явлением. Но Гефест с детства был хром; не услышать его запоминающихся шагов мог только старый глухой осёл. Но вот не услышали ж, поди… так увлеклись!
Впрочем, хромота рогоносца сыграла Аресу на руку. Пока разъярённый супруг знакомил общественность со своим знанием древнегреческих идиоматических выражений, Арес успел влезть в штаны, которые он предусмотрительно поближе к кровати положил, чмокнул на прощанье раскрасневшуюся Афродиту и был таков. Гефест только пару шагов успел сделать, а шустрый Ареша уже на другом конце Олимпа глазки некоей нимфе строил. У нимфы, на счастье, мужа не имелось. Вдобавок ко всему, она являлась обладательницей маленького уютного домика, куда и пригласила молодого кавалера попить чайку…
Последующие полтора века Арес безвылазно провел в симпатичном домике, все дегустируя и дегустируя чаи с его хозяйкой...
Через некоторое время к Громовержцу, вытирая сопли и непрошенные слёзы, с жалобой на дорогого братана приплелся Аполлон. Он настаивал на том, что ЛИЧНО ВИДЕЛ, как в саду шаловливый Ареша, прогуливаясь под ручку с Гиацинтом, ласково нашёптывал тому на ушко какие-то приятственности. Любимец Аполлона млел и улыбался этак… многозначительно
Зевс только отмахнулся от назойливого стукача. Во-первых, Аполлон неделю назад отказался уступить ему Клио. Видите ли, у него и так штат муз был укомплектован не полностью. А может, папа скучал по вечерам? Может быть, так и жаждал, чтобы явилась какая-нибудь муза и прочитала ему на ночь историю поинтереснее? За этот отказ Повелитель Олимпа и по сию пору дулся на жлоба-дитятку. А во-вторых, Гиацинт был явно не во вкусе Зевса – полный кудрявый блондинчик, тогда как Громовержец предпочитал видеть у себя в виночерпиях стройненьких брюнетов. Таких, как красавчик Ганимед…
Но вот однажды Зевс, придя домой раньше положенного, застал картину, возмутившую его до глубины души. Посреди гостиной громовержца, в белых атласных креслах, стоящих бок о бок, вольготно раскинулись Арес и Ганимед. Ганимед выглядел немножко рассеянным и малость смущённым. Арес же прямо-таки лучился самодовольством. Левой рукой он лениво отщипывал янтарные ягоды от виноградной грозди. Правая по-хозяйски покоилась на коленке Ганимеда.
При виде грозного папы дерзкий сыночек даже не подумал убрать руку.
- А… А что это вы здесь делаете? – спросил Зевс. Ничего другого в этот момент ему и не пришло в голову.
- Так это… Плюшками балуемся, - лениво зевнул Арес.
- А плюшки где? – тупо переспросил владыка Олимпа, изумленно озираясь.
- Съели уже, - огорчил заботливый сынуля
Вот тут-то Зевс и взбеленился. Пить чай, есть плюшки и заниматься прочими приятными вещами с Ганимедом мог ТОЛЬКО ОН! ТОЛЬКО ОН!!!!! А не какое-то дерзкое недоразумение, ошибка природы, называющая себя сыном Громовержца!!!!! Ну и что, что он, Зевс, старше веков этак на..? И грузный? И лицо у него отёчное? И силёнки уже не те? И отдышка проклятая (никакие лекарства не помогают!) Но он – Владыка Олимпа, а эта молодая, до безумия красивая и гибкая тварь, вольготно раскинувшаяся в его любимом кресле – лишь пыль под его ногами.
- ВОООООН! – заревел Громовержец. – Вон, неблагодарный сын! Чаша моего гнева переполнилась! Вон! Бездарный, тупой, наглый хам! Да не будь ты моим сыном, я бы отправил тебя в заточение в Тартар!!!! Я его властелин, я!
А вот здесь Зевсушка палку-то и перегнул, н-да... Тартаром - или как позже назвали царство Извечного Мрака и Первозданного Ужаса,- Преисподней - не владел никто из мелких цивилизационных божков; да и не осмелился бы владеть. Жесткой рукой правил там Повелитель Мрака; истинного лика его никто не видел, но само имя Властелина заставляло содрогаться самых могущественных и отважнейших из богов. Одним движением брови Владыка ниспровергал во тьму веков могущественные империи; от слабого покашливания его раскалывались, дробясь в прах, величественные континенты. Так исчезла с лица земли Великая Атлантида, правитель которой в воистину проклятый час в пьяном угаре побахвалился вызвать на бой Повелителя Мрака - и одолеть его; так пала цивилизация майя. Только записной самоубийца или закоренелый идиот решились бы пойти супротив воли Владыки - а не Зевс, ни Аид, некогда получивший от Властелина Мрака мизерный кусочек Верхнего Тартара для поддержания легенды о подземном царстве, таковыми себя не мнили. Врать-то, что в Тартар ссылают они могли сколько угодно, но переступить хоть на миллиметрик четко очерченную им границу не рискнули бы за все блага мира.
Разумеется, Арес великолепно понимал, что папашка его попусту сотрясает воздух. Но жестокие слова упали последней каплей в чашу ярости, что много столетий подряд наполнялась в груди Ареса отцовыми обидами, беспричинными оскорблениями и ледяным презрением. И тогда Арей поднялся - такой же холодный, равнодушный, бесстрастный, хотя в сердце его клокотал вулкан слепой злобы. Поднялся и посмотрел на отца, да так, что у того на мгновение пропал голос.
- В Тартар, говорите? – тихо переспросил Арес. –Будь по вашему.
И он вышел, ни разу не оглянувшись. Зевс, обескураженный олимпийским спокойствием вспыльчивого сыночка, как-то беспокойно смотрел ему вслед. Смотрел долго, пока странный звук похожий на скулеж голодного щенка, не заставил его обернуться. Это плакал, утопив лицо в тонких, холёных ладонях, красавчик Ганимед.